Пара  лошадей  в  упряжке,  еду  я  в  Казань  скорей,

Вдаль  гляжу,  а  кучер  тихо  погоняет  лошадей.

Вечер.  Месяц,  счастьем  полный,  путь  лучами  серебрит,

Хладный  ветер  нежно  веет,  листья,  ветви  шевелит.

Очень  тихо.  Только  мысли  мне  о  чём–то  всё  поют,

И,  глаза  мои  смыкая,  плоть  мою  ко  сну  влекут.

Как–то  очи  открываю,  вижу  некие  края;

Ах,  такая  вот  разлука!  Незнакомые  края…

Так  и  быть,  прощай  же  ныне,  о  родимая  земля,

 Край,  где  жил  я  в  милом  доме,  на  тебе,  земля  моя!

Что  ж,  прощай  же  город,  что  я  сердцем  с  детства  полюбил,

Ах,  все  улицы  из  виду  я  в  дороге  упустил…

Жжёт  тоска  и  ноет  сердце, тяжкой  думой  изнурён;

Нет  товарищей,  нас  двое:  я  и  дума,  чем  пленён.

Ах,  ещё  и  кучер  что–то  петь не  хочет,  стал так  тих;

Хоть  одну  б  исполнил  песню  он  про   кольца,  калфаки!

Да,  чего–то  не  хватает,  чем–то  я  осиротел,

Вроде  всё  есть,  только  нет  тут,  что  родным  я  чтить  посмел.

Нынче  здесь  я.  Мне  чужие:  Бикмулла  да  Мингали,

Биктимир   да  Бикмухаммат,  –  не  понятно,  кто  они?

О  края,  о  дорогие,  как  без  вас  я  заскучал,

Как  без  солнца,  без  луны  я  вот  без  вас  сегодня  стал!

Эти  мысли  закружили  так  всю  голову  мою,

Как  родник,  без  остановки  я  печально  слёзы  лью.

Мне  вошёл  внезапно  голос  в  ухо  громкий: «Встань,  шакирд!

Ты  ж  в  Казань,  по-моему,  ехал,  пред  тобой    Казань  стоит».

Этот  голос  снова  радость,  счастье  пробудил  моё:

«Эх,  айда,  к  Казани,  кучер, едем  в  путь!  Эй,  кони, но!»

Как  красиво  в  рань,  к  намазу  люд  зовя,  поёт  азан,

О  певучая,  благая,  лучезарная  Казань!

Здесь  дедов  деянья  наших,  их  чертоги,  знаний  свет.

Здешних   гурий,  видно,  краше  на  всём  белом  свете  нет.

Здесь  жива  культура  наша,  наши  песни  здесь  поют.

Здесь  моя  наука  тоже,  и  свой  рай  я  встречу  тут.