За бруствером моим зло лает пулемёт,
боюсь, со страхом я своим не совладаю.
Колотит дрожь меня и прошибает пот,
но хода нет назад, есть только путь вперёд,
и некому сказать, что "хата с краю".

Будь проклята война и этот липкий страх,
который верещит: « Ложись на дно окопа!»
Пусть этот смертный бой, как оползень в горах,
сорвётся надо мной, других сминая в прах,
ведь должен в этой рубке выжить кто-то.

Я чистое бельё достал из вещмешка.
Привычно штык протёр шинельною полою
и, карандаш спросив у лучшего дружка,
пишу письмо домой, нарочно не спеша,
мол, я в тылу, всё хорошо со мною.

А дома благодать, черёмуха цветёт,
Целуют синь небес закаты и рассветы.
У крынки молока урчит голодный кот,
и с почтальоном мать письмо от сына ждёт,
боясь прихода в дом его при этом.

Мне отступать нельзя, последняя черта
границей пролегла как раз по дну окопа,
для страха моего калитка заперта,
пусть мается внутри, не раскрывая рта,
пока бежит в атаку наша рота.