Так или иначе,во многих языках оговаривается

                      что-то благое и доброе.  А  татарское «исэнмесез»

                      переводится как, «живы ли вы еще?».

                      По словам хазрата, в период после взятия Казани на

                      территорию бывшего Казанского ханства периодически

                      снаряжались военные экспедиции, с целью  подавить

                      последние очаги сопротивления. В этот период, большое

                      количество  татар, укрываясь от притеснения, угнетения

                      и насильственного крещения проживало в землянках.

                      И когда один татарин навещал другого, заглядывая

                      в землянку, спрашивал: «Живы ли вы еще?» И с тех пор

                      «исэнмесез» стало у татар основной

                      формой приветствия.

                                                                                                 ИЛЬВИР МАХУРОВ

Исэнмесез,

вы живы ли, татары?

Живёт ли в вас кровь тюркских  степняков?

Вы внемлете ль советам мудрых старцев,

бытуете ль в традициях отцов?

Горит ли в вас очаг былого жара,

что разжигал в вас редкий оптимизм?

Ведь наша ценность в том, что мы – татары-

те, кто в часы несчастий верит в Жизнь.

Меня судьба не нежила подарком,

и мне, возможно, то и не к лицу;

не находил «прекрасное» в татарках

и не искал я в нации красу!

Зато давно тянулся я и рвался

для ближних быть не просто, так, «жильцом»:

ежесекундно в жизни мне мечталось

познать шторма отчаянным борцом.

И всё сбылось. В часы дискриминаций

я видел страх, бессилие и  власть,

и ощутил значенье фраз: «сражаться» и

и «бдеть лишь за этническую масть».

Язык татар в красе народных песен

подобен жизни нации моей:

он так же чист и тем он нам прелестен,

что нет в нём зла и пошлости речей.

Как те цветы из рода терпеливых,

что близ обрывов цвет находят свой,

он не привык цвести у грустной ивы,

его сосед – лишь дуб стовековой.

Он будет жить у нив и в лесостепях

и в зимний холод, и в лучах пустынь

ведь в буднях муки разве что окрепнет,

плетя для дней грядущего мосты.

И  жили мы, страх смерти отвергая,

в сухих песках выращивая сад,

терпели боль в степях родного края,

но сберегли родимые места.

Измученный, но непоколебимый,

не перед кем  наш люд не отступал,

и все века лишь Господом хранимый,

наш род о светлом будущем мечтал.

Живу вдали от нации – невзгода;

ну верю в то,  что дней седая пыль

не упадёт на подвиги народа

         и на слова  «Нуриев» и «Джалиль».

                                                (Восточная серия "Последние скифы                                                                   (арабо-тюркский диван)")