Телефонный звонок.

Ночь проснётся черниковым кремом,

измеряя тенями любви затаившийся шаг;

приоткроется дверь и сквозняк проскользнёт незаметно, 

растворяясь в позднем сумраке, словно отшельничий рак. 

Изменяя мечтам прошлых суток, на стираных крыльях

обжигающий пепел падёт, словно иней на ветвь.

Муки творчества – тень, что скользит безо всяких усилий

полусонным тарантулом с чувством по имени гнев.

Приоткрытая дверь в ностальгию.

Голодная полночь

рыщет нагленькой мышью в желтеющих листьях двора. 

В сердце – шрамы заноз,

             скрип телеги,

                        мираж полуголый

и занюханной осени поздней немая пора.

Где окно в никуда воплотит грань судьбы звездопадом

на постели с раздетою женщиной, страстной, как смерч,

в коем руки судьбы треплют грудь ей в интимной усладе,

в окончательном акте которого быстрая смерть. 

Только сумрак несёт аргонавтов «минувшего завтра»  

с мимолётною верой, что снова промедлит заря,

а Бетховен звучит на моменте последнейших партий 

под холодные стоны, подобные ветру в морях.

Снова та же постель, та же женщина, эти же стоны,

лишь одна неестественность скользкой её наготы.

Загорелся торшер, мигом свет  прояснил безусловность:

стихотворец в постели один, только с музой  мечты.