Оплавленность свечи на тиковом столе,

И мерное тик-так руки больших часов.

Ненужно спит в двери заржавленный засов.

Склонённость головы. И дума на челе.

Мой сказочник грустит. Мой добрый чародей!

Русалки мокрый след в аквариум ведёт:

Чуть мутновата взвесь, слегка вода цветёт…

И в карты с королём играет прохиндей –

Солдат, что кашу смог сварить из топора.

«Король-то гол!» - кричит мальчишка озорной.

Лукойе шалуну грозя, ворчит смурной:

«Да помолчи, малец! Привыкнуть уж пора».

А сотни королев бьют снегом зеркала

В шубейках ледяных. – Осколки колко вдрызг!

…Осталась лишь одна в искристой крошке брызг

И плачет: «Кай, бинтуй! Я палец рассекла!»

Дюймовочка-талант всё учит языки

Мышей, жуков и птиц, надеясь улететь.

Ах, как ей надоел бессмысленный квартет

Двух жаб и двух кротов. – Сваты весьма мерзки.

Каморка волшебством забита до краёв!

«Да что с того?» - вздыхает Андерсен, грустя.

В безвременье миров его талант застрял,

Ведь детям подавай не милых чудаков,

А монстров неземных да ниндзя-черепах

И Покемонов рой, Смешариков отряд,

Мулан и Котопса – да, словом, всё подряд.

Отменнейшая дрянь берёт большой размах.

«Пусть смотрят», - молвил он, маэстро добрых слов, -

«На вас, друзья, вперёд! Спешите на экран!»

Он больше не грустит. Теперь он киноман.

И ждёт гостей в двери откинутый засов.