Когда он появился в нашем проектном институте в должности начальника технического отдела, коллеги с первого взгляда восприняли его с недоверием, а позже, присмотревшись повнимательнее, буквально возненавидели.

Называли его Марат Борисович, не смотря на то, что по паспорту отчество его было "Борухович". В том же паспорте в пятой графе стояло "русский", хотя лицо его носило явные черты семитского происхождения.

Находясь в родственных отношениях с директором института (жены их были сестрами),

Марат Борисович считал своим долгом передавать ему содержание подслушанных им кори- дорных разговоров.

Стоило где ни будь на лестничной площадке собраться компании на предмет перекура, как тут же, непонятно откуда, как таракан, возникал Марат Борисович со своей, уже дымящейся, сигаретой.

Открыто ему никто не выражал неприязни, даже льстили ему на всякий случай, во избе-

жание возможной опалы.

Я был тогда секретарем партбюро, по тем временам, вторым лицом после директора. Естественно, Марат сразу же начал искать дружбы со мной. Он часто, заходил ко мне в отдел, заводил разговоры неслужебного характера, иногда подбрасывал "информацию к размышлению".

Как-то предложил он мне сыграть партию в шахматы . Играли мы с ним, сравнительно, на равных, что, вероятно, и сблизило нас.

Однажды, в конце рабочего дня, он, по телефону, пригласил меня в свой кабинет. Когда я вошел, он запер дверь на ключ и позвал меня к столу, где тут же появились бутылка коньяка и соответствующая закуска…

Причины отказаться от угощения я не видел.

Через несколько дней я зашел к нему уже со своим коньяком.

Нужно было отдать должное его разносторонней эрудиции, хорошо поставленной речи, и умению быть интересным собеседником.

Однажды, во время очередного застолья, я спросил у Марата, почему он так подчеркнуто

при любом удобном случае дистанцируется от своей национальности.

-Какой национальности?-опешил он от столь прямого вопроса.-Я русский.

-В принципе, мне это безразлично.-сказал я.-Просто я не понимаю тебя. Мне кажется, будь я евреем, я бы даже гордился этим. И уж во всяком случае не поливал грязью свою нацио-нальность. Впрочем, не только свою.

Он, как бы не слыша меня, без паузы перевел разговор на другую тему.

Коллеги искренне удивлялись моим приятельским отношениям с Маратом. Одна из них,

еврейка по существу и по паспорту, однажды, не побоявшись возможных последствиий,

предостерегала меня:"Владимир Николаевич, почему вы дружите с этим человеком?

Вы ведь такие разные по натуре. Что вас может связывать с ним? К тому же, поверьте мне,

еврей, который, так, без нужды, отрекается от своей национальности, способен на любую

подлость. Когда-нибудь, вы вспомните эти мои слова.

Мне же было просто интересно слушать его монологи в процессе наших с ним застолий.

Марат никого, кроме себя не уважал. Своим коллегам, за редкими исключениями, он давал поразительно низкие оценки, с которыми, кстати, трудно было не согласиться, настолько аргументировано он их обосновывал. Зачастую эти оценки сводились к короткому "мразь." При этом он пренебрежительно морщился.

Однажды он буквально спас меня от беды, заранее предупредив о грозящей опасности.

По натуре был я человек общительный, в компании любил выпить, рассказать анекдот,

читал свои, не всегда лояльные к власти стихи, чем, естественно, привлек к себе внимание

компетентных органов. По чьему то доносу на меня завели дело. Втайне вызывали на доп- росы в КГБ моих друзей и коллег по работе. Следствие длилось не один месяц, но никто, даже намеком, не дал мне знать об этом. Я вел себя по-прежнему, не замечая ничего подо- зрительного рядом. И только Марат предупредил меня о предстоящем вызове к следо- вателю. Он сообщил мне, что его вызывали в "Большой дом"и, как моего друга, просили дать на меня характеристику, и что он охаректеризовал меня там только с положительной стороны, и даже сказал следователю, что пошел бы со мной в разведку, на что следователь, якобы, спросил его:" А пошел ли бы он в разведку с вами?"

У меня есть основания считать, что там, в КГБ, тогда не нашли в моем поведении ничего

опасного для Системы и, чтобы я сам себе не навредил на предстоящем допросе, растеряв- шись от неожиданности, решили своеобразно предупредить меня о скором вызове к себе, использовав при этом Марата.

Я воспринимаю это сейчас, как бы предупреждение от Бога, переданное через Дьявола.

Вскоре меня, без повестки, по телефону "пригласили" в КГБ на допрос. Разговаривали там

со мной предельно корректно. Дело закончилось тем, что с меня взяли подписку, "никогда и нигде не сочинять и читать своих стихов". На мой вопрос:" А о любви, о природе?", мне холодно ответили: " Никаких!"

Думаю, мне просто повезло тогда со следователем. Попади я к другому, не думаю, что

так легко бы отделался.

Но не буду отвлекать внимание читателя от основного сюжета.

Жизнь продолжалась.

Коллеги мои без стеснения смотрели мне в глаза, хотя несомненно знали о мой осведом- ленности в их участии в следственном процессе. Я тоже внешне не проявлял никакого

отчуждения по отношению к ним, да, честно говоря, и не испытывал такового.

Конечно, кто-то из них написал на меня донос, но кто? Этого мне не дано было знать.

Некоторое время спустя, Марат выразил свое недоумение по поводу того, что я, несмотря на мое подозрение в причастности к доносу начальника планового отдела, продолжаю пить

с ним На это замечание, я выразил свой взгляд на человеческую сущность, вообще, как таковую.

-А с кем, в таком случае, можно пить без всяких подозрений?- спросил я его.

Ведь любой человек есть существо потенциально опасное, злое и подлое. Чтобы эти и другие, подобные этим, качества в нем проявились, необходима всего лишь подходящая

питательная среда. Для каждого отдельного индивида она своя. Это могут быть деньги,

половые отношения, карьера, экстремальные ситуации. Всего не предугадаешь.

Иному человеку удается прожить жизнь, так и не попав в питательную среду своей мерзости, и таким образом сохранив целомудрие, умереть, оставив по себе добрую память. Но попади он при жизни в соответствующие условия, от этого его целомудрия и следа бы

не осталось.

Посему я и не меняю, по крайней мере внешне, своего отношения к предавшим меня.

Ведь они просто люди, и ничто человеческое им не чуждо. К тому же вина их передо мной

требует доказательства. Я не знаю, что они говорили следователю. Во всяком случае для меня все закончилось благополучно. А это тоже о чем-то говорит.

Марат внимательно слушал меня, не перебивая и не возражая, а потом спросил:" Значит, по-твоему, и я такой?" "Да, Марат, все мы такие, все люди."-ответил я. "Где то и моя пита- тельная среда существует. Не дай, Бог, мне в ней оказаться!"

Марат тогда сильно обиделся на меня, но не на долго. Вскоре наши приятельские отно- шения восстановились. А потом произошло нечто неожиданное, невероятное.

* * *

Я, обычно, ходил на работу пешком, хотя это было не так уж близко. По времени дорога занимала у меня сорок минут.

Как-то я задержался дома, и мне пришлось ехать в автобусе.

На остановке я встретил сотрудницу из сметного отдела нашего института. В ожидании

транспорта между нами завязался разговор, в котором выяснилось, что она живет недалеко

от меня.

Первый автобус промчался мимо нас не останавливаясь, во второй мы с трудом все же

втиснулись, и едва не опоздали к началу рабочего дня. В этот день я предложил ей ходить на работу вместе со мной пешком, на что она, очевидно под впечатлением утренних приключений, не раздумывая, согласилась.

Сейчас, на закате жизни, когда с достаточной долей справедливости, можно уже давать оценки прошлому, я осмысленно могу сказать:

- Самые счастливые мгновения, сохраненные моей памятью, связаны с этой женщиной.

Каждое утро по дороге на работу наши пути и на сорок минут объединялись в один, общий путь. И все эти сорок минут я испытывал удивительную душевную гармонию с моей спутницей. Ни до, ни после ничего подобного я ни с кем никогда не ощущал.

Однажды, было это в ноябре и в шесть вечера уже темнело, мы возвращались вместе

с работы. Шли мы по безлюдной улице, и у меня вдруг появилось естественное желание обнять мою спутницу за талию. Я не сделал еще никакого движения, и даже не подумал

сделать его, когда услышал:

-Вам хорошо со мной?

Такой вопрос женщины часто задают в постели.

-Хорошо?… Это не то слово.- ответил я без рисовки.

-В таком случае никогда не делайте этого со мной.

-Что не делать?- удивился я ее интуиции.

-Вы сами это прекрасно понимаете. Признаюсь, я желаю ваших, именно ваших объятий.

Вы импонируете мне, как мужчина. Но, повторяю, никогда не пытайтесь направить наши

отношения в этом направлении. У меня прекрасная семья, муж мой во всех отношениях

меня устраивает, и у меня нет никаких оснований ему изменять. Да и вам, будучи секрета- рем партийной организации не к лицу заводить служебный роман. Уже то, что мы с вами

ежедневно приходим на работу вместе и также вместе с нее уходим, дает повод для ненуж-

ных разговоров.

Прогулки наши продолжались.

А потом, как образно говорят, гром грянул, но не с ясного неба.

Тучи над нами сгущались уже давно. Пошли всевозможные сплетни. Дошло до того, что меня вызвал к себе директор института и потребовал прекратить " этот затянувшийся роман".

-Ты что, с ума сошел?- вразумлял он меня.- Люди еще твоего КГБ не забыли, а ты в уже в "аморалку" лезешь.

-Да нет здесь никакой "аморалки."-безуспешно пытался я ему доказать.-Мы просто живем по соседству и ходим вместе пешком на работу.

Но никто, конечно, в наши платонические отношения не верил.

* * *

Как-то мы с Маратом решили немного расслабиться, ушли после обеда с работы, и то время что мы провели вместе, сидя столиком в ресторане, за не оставили уже у меня ника- ких сомнений в искренности его дружбы.

На следующее утро я впервые за последние два месяца шел на работу один. Спутница моя почему-то на обычное место наших встреч не пришла.

Сразу же по приходу на работу я зашел к ней в отдел. Марина, так звали ее, была заметно расстроена. Кто-то звонил ее мужу на работу и по телефону в грубой форме информировал о наших с ней, якобы развратных, отношениях. Марина рассказала мужу все о нашем "разврате". Муж ей поверил, но потребовал, чтобы эти прогулки прекратились.

Некоторое время она действительно соблюдала требование мужа, но недолго.

Наши прогулки вскоре возобновились.

Прошло около двух недель, когда в квартире Марины раздался звонок. К телефону подо-

шел ее муж, послушал мгновение и молча поманил Марину пальцем. Она взяла трубку

и услышала голос Марата Борисовича: "…сидишь, бараньи рога отращиваешь, а твоя жена…"

-Мерзавец!-перебила его Марина.-Я узнала твой голос, Марат!

Из трубки послышались характерные гудки.

Естественно, на следующее утро все это стало мне известно.

Придя на работу, я сразу же зашел к Марату . Он сидел за столом и что-то писал. Увидев меня, он даже не изменился в лице, не проявил никакой растерянности, смотрел приветливо мне в глаза и невинно улыбался, будто бы ничего не произошло.

-Ну вот, Марат,- сказал я - и ты проявил свою человеческую сущность. Но какая-же неслож- ная потребовалась для этого питательная среда. Тех людей, которых ты обвинял в преда- тельстве по отношению ко мне, можно еще понять. В той ситуации далеко не каждый спо- собен проявить благородство, пожертвовав своим благополучием ради спасения болтуна, влипшего в беду по собственной глупости. Но ты-то, Марат, ты? Тебя ведь никто никуда не вызывал, никаких показаний от тебя не требовал, иголки тебе под ногти не загонял, яйца твои в дверной щели не зажимал. Что же двигало тобой, когда ты набирал этот номер телефона и произносил в трубку слова, которые могли разрушить чужую тебе семью?

Я смотрел Марату в глаза, но не видел в них ничего похожего на признание вины, или

раскаяние. Он так и не сказал ни одного слова.

Только скулы его двигались, когда он стискивал зубы.

Берлин

Ноябрь 2003 г

Категория: Авторы без страничек | Добавил: Сысолетин (2009-02-07) | Автор: Сысолетин E

Всего комментариев: 0

Поиск

Счетчики