Я уже рассказывал тебе про Марию-то, ну, про ту, которой тетка моя на зеркалах гадала. Так вот, то только начало было. А что дальше случилось, хочешь узнать? Побыли Мария с Николкой на могиле, где Василий похоронен, поблагодарили старуху за угол, да и тронулись в обратный путь. Только получилась у них в дороге задержка какая-то: то ли поезда долго не было, то ли еще что… Словом поели они все припасы, что у них с собой были. Да они не больно и горюют – на каждой станции торговцев полно; хоть и дерут в три шкуры, а все равно купить, что поесть можно. Вот подъезжают они к станции какой-то. Вышли на перрон. И надо же, то обычно торговцев разных пруд пруди, а тут никого. Только старик какой-то рыбу продает. А сам из себя обгрюзший такой, весь в лохмотьях, не умыт, не чесан, сопли висят – смотреть противно. Побрезговал Николка у него покупать, так ни с чем в вагон и вернулись. Едут дальше, думают, что на следующей станции повезет. Да только и там та же картина – нет никого торгующих. И опять старик с рыбой, противный, навроде прежнего. Только кА бы причесан по-иному и ремки на нем другие. Посмотрел на Марию с Николкой и давай им свой товар нахваливать. Купите, мол, рыбки, она у меня вкусная: и карасики есть и щука - сам ловил, сам жарил. Не хотелось им ничего и у этого старика покупать, уж больно из себя неприятный. Да только голод, как известно, не тетка. А тут еще и другие люди из их вагону у него берут. Ну и они не утерпели, купили-таки. Поели немного. И впрямь рыба вкусная оказалась, сочная такая, жирная. - Вот, - говорит Мария, - а мы еще и покупать не хотели. А к вечеру вдруг занеможилось ей. Николка тоже себя нехорошо чувствует, да виду не подает – ему по молодости-то лет стыдно перед матерью слабость свою напоказ выставлять. А с Марией до того худо сделалось, что пришлось с поезду сойти. Привел ее Николка в больницу местную. Врач обо всем их расспросил, осмотрел Марию и говорит: - Отравилась она. Рыба вам, видать, порченная попалась. Промывание делать надо. - Как так? – Николка удивляется. – Все ведь ели, и ничего! Врач плечами пожимает: - Всяко случается. И не такое бывает. Ты-то сам как себя чувствуешь? А тот крепится: - Ничего, - отвечает. - Ну, раз ничего, то сиди здесь, жди. Отвезли Марию в операционную, промывание сделали. Выходят врачи в коридор и видят: Николка возле стула лежит руками за живот держится. Подбежали к нему, а он уже мертвый… Долго Мария в беспамятсве была, а когда пришла в себя, ей про Николку правды не стали говорить – нельзя ее тревожить было, слишком слаба. Когда она про него спросила, сказали, что сын ваш, мол, домой поехал. Мария не верит: - Неправда! Не может так быть, чтобы он родную мать не попроведал! Нечего врачам делать рассказали все, как есть. Как услыхала про то Мария, побледнела вся, опять в беспамятство впала. Долго врачи ее выхаживали. Возвратилась она домой – соседи смотрят и узнать не могут: седая вся, будто старуха. И как не в себе вроде. Расспрашивать ее было начали, что стряслось, а она зарылась в доме и никого к себе не впускает. Посудили – погадали люди, в чем тут дело, да и разошлись по домам. Дошла об этом весть и до тетки Натальи. Пришла она к Марии, в окошко стучится. И надо же. Никого Мария к себе не впускала, а вот ей сразу же дверь отрыла. Допоздна тетка Наталья у нее просидела. О чем она там с Марией говорила, что делала – про то никто не знает. Но только на следующий день Мария вроде как отошла малость. С людьми разговаривает, рассказывает о своем горе-то, плачет. Месяц – другой прошел, помаленьку успокаиваться начала. Только соседки замечать стали, что у нее по ночам свет горит. Вот одна из соседок, известно, бабы – народ любопытный, все им знать надо, возьми да спроси, вроде как шуткой: - Что ж это ты, Мария, по ночам свет жжешь? Кавалеров что ли завлекаешь? А Мария посмотрела на нее как-то странно и отвечает: - Сынка своего, Николушку, жду. Да серьезно так говорит, будто об чем обычном. Ну, соседка, понятно, только руками всплеснула. Думает, что у той с головой что-то сделалось: видано ли дело – человек помер, а она его в гости ждет. А Мария-то ведь ей и в самом деле правду сказала. Дело-то как вышло. Мария все о Николке забыть не могла, не помогли ей Натальины снадобья. Бывало, присядет где-нибудь в уголок и начнет прошлое вспоминать. Просидит так часок, глядишь на сердце и полегчает. Вот раз сидит она так. Призадумалась, как задремала и не заметила. Вдруг сквозь сон слышит, как кто-то в окошко стучит. Сперва, думала, почудилось. Нет, опять стучаться. И уж больно знакомым ей этот стук показался – так, обычно, Николушка стучался, если припоздниться. Вскочила Мария, как ошпаренная, зажгла свет и в окошко выглянула. А там Николка стоит. Она сразу двери нараспашку, на шею к нему бросилась. На радостях-то не поняла, что не к добру такое дело. Зовет его в избу, мол, проходи скорей. Сейчас печь затоплю, пирогов тебе напеку, устал, поди, с дороги? Словом, сама не понимает, что говорит. А он отнекивается: - В другой раз, - говорит, - маменька. Сейчас у меня срочное дело есть. К Ивашке Самкову пойду (приятель такой у Николки был). Так и ушел. Бросилась, было Мария за ним, да темнота на дворе, не видать ничего. Поутру решила у Ивашки Самкова спросить, да тот, как на грех, еще на прошлой неделе в город подался. Подумала тогда Мария, что все это ей спросонок почудилось. Только через три-четыре дня опять та же история: стоит Николка в дверях, с ней разговаривает, а в дом никак заходить не хочет. Опять какую-то отговорку придумал, уж и Марии тут показалось, что не так что-то здесь. Она хоть как дурмане была, а спросила все ж: - Что же ты с родной матерью делаешь? Даже посидеть, поговорить со мной ладом не хочешь! Он на нее посмотрел, да странно как-то, словно и не Николка это. А сам говорит, ласково так. Мол, прости меня, мама, но никак мне нельзя сейчас. Вот вскорости приду, тогда навсегда вместе и останемся. Николкин голос, и все тут. И улыбается ей печально так, и головушку наклонил – ну прям Николка вылитый… Мария поначалу про это никому говорить не хотела. Да не сдержалась – человеку-то иногда и с другими поделиться надо. Вот и открылась соседке. Та слушает, а сама то и дело крестится да ойкает: - Ой, нечисть это! Нечисть. Ой ты батюшки! Мария даже пожалела, что ей доверилась. Потому и сказала: - Ты гляди, соседка, про это никому. Ну, та, конечно, соглашается. А язык у самой так и чешется, баба – баба и есть. Часу не прошло, как уж полдеревни про все узнали. Собьрались бабы к Марие и давай наперебой советы давать. Одна кричит: - Иконой его надо! Другая: - Углы в избе святой водой окропить! А вокруг дома борозду пропахать. А третья и вовсе такую околесицу несет, что и повторять не стоит. Тут подходит к ним тетка Наталья: - Ну, что, как сороки, растрещались? Дел у вас, что ли нет никаких? Ступайте-ка по домам. Ну, бабы, кто обиделся, кто нет, а только ослушаться не осмелились. А тетка Наталья прям к Марии пошла. Такая была: кто ей приглянулся, не ждала, когда попросит, сама помощь предлагала. Спрашивает, что стряслось, мол. Мария ей все как есть, без утайки и выложила. Сама говорит: - Я–то и сама чую, что здесь нечисто. А как погонишь? Ведь точь – в – точь, как сынок мой. Вот и сегодня прийти обещался. Тетка Наталья головой покачала: - Значит, говорил, вместе будете? За тобой, знать, придет. Ну, да не просто теперь ему тебя взять. Ты вот что, с вечера дверь на крючок запри. И не отворяй, коль стучать станет. Коли не уйдет, ты дверь открой, а через порог его не пускай. Обними его будто на радостях, а сама проведи ему рукой, легонько так, снизу вверх. А что дальше будет – как Бог решит. Сама подошла к двери, прошептала что-то, плюнула через порог, да и ушла. Мария, все как она велела, сделала. Вот стучится в окно. Мария не отпирает. А он не уходит, все стучится. Нечего делать – отрыла она дверь. Он ее и спрашивает: - Что ж ты, мама, так долго не отпирала? Она отвечает, что задремала. А сама на пороге стоит, не посторонится. Обняла его, провела рукой по спине снизу вверх, как тетка Наталья велела, а там – щетина.., да колючая… Вскрикнула Мария да тут же у порога и упала. Утром соседи просыпаются. Глядят – у Марии в доме дверь нараспашку. Прибежали, а она у порога лежит. Думали, мертва, нет – дышит. Долго еще Мария у нас в деревне жила. А потом где-то отыскалась у нее родственница дальняя. К ней и перебралась. А еще люди про меж себя разговор вели, будто видали в те дни в деревне нашей старика нездешнего. Сам из себя грязный, не умыт – не чесан, в лохмотьях весь. Вот вроде и все. Коли люди врут, значит, выходит, и я тоже. Я сам-то не видел, после войны в городе жить стал. Только думаю, зачем им, людям, врать-то. А вот трещину на зеркале у тетки Натальи я видел. Как раз в левом углу нижнем. А до того не было. С чего бы ей взяться-то?.. |
Главная 
