рассказ
Невысокий холм круто обрывался в
лагуну моря и напоминал такого же крымского медведя, склонившегося к воде. Однако
море было северным, и зверь не дополз до полосы легкого прибоя, а распластался
у песчаной косы. Ширина её в этом месте была максимальной, и не случайно именно
здесь были свалены трубы большого диаметра. Море еще не замерзло, несмотря на
снежный покров, и мы, сбросив лыжи,
спустились по пологой стороне холма к лагуне.
– Однако рыбачить тут будем, –
улыбчивый представитель народов Крайнего Севера кивнул на одну трубу, конец
которой заходил в воду, – палтус, голец, муксун, чир, хариус, таймень тут есть.
Геолога не все съел.
Затянув пояс на кухлянке, абориген стал
разматывать лесу, согревая себя горловым пением, а я стал настраивать снасть. Вскоре
мы забросили в море наживки и блесны, устроившись на тех трубах, которые
заходили в воду. Море в этот день было на удивление спокойным, но клёва не
было.
Вдруг мой проводник бросил
снасть, мгновенно спрыгнул с трубы на песок и потянулся к лыжам:
– Умка! – узкие глаза аборигена
расширились от ужаса.
На чукотском языке это слово
означает: «белый медведь». В полукилометре я увидел огромного зверя,
вразвалочку бегущего к нам по песчаной косе. До этого полярных хищников я видел
только на предвыборных плакатах партии «Единая Россия» и подумал: не зря
чиновники всех рангов так боятся гнева этого зверя за провалы на выборах – в прожорливости,
решимости и кровожадности его в сочетании с чудовищной силой и быстротой реакции
сомневаться не приходилось.
– Ты думаешь, на лыжах ты
побежишь быстрее медведя? – задал я вопрос, всю глупость которого осознал после
прозвучавшего ответа:
– Мне не надо бежать быстрее
медведя. Мне надо бежать быстрее тебя!
С этими словами представитель
народов Крайнего Севера скрылся из виду, а я остался один на один с
приближавшейся зверюгой. Припомнив, что эти хищники прекрасно плавают, а в море
была к тому же ледяная вода, отчетливо осознал: пришел конец!
Но в тот момент, когда до зверя
оставалась какая-нибудь сотня метров, пришло неожиданное решение. И едва я
успел протиснуться в трубу, находящуюся дальше всех остальных от воды, и
проползти внутрь ее на пять метров, как почувствовал утробный рык, царапание
стальных когтей и зловонное дыхание. Я не видел зверя, так как был не в
состоянии развернуться, но по его раздраженному рёву и стуку когтями по трубе мог
помянуть добрым словом нефтяников и газовиков. Кто они, было неважно, но за разгрузку
здесь продукции такого замечательного диаметра, что медведь не мог проникнуть в
трубу, их следовало горячо поблагодарить.
Дышать было тяжело! Я лежал,
вытянув руки, ощущая животом мерзкий ил, но самое главное – я был жив! А
медведь не уходил, бормотал проклятия и находился где-то поблизости. Он рычал и
матерился на медвежьем языке – ведь одна добыча ускользнула от него на лыжах в
тундру, а вторая – в нефтегазовую трубу, в которой было неудобно, темно, жутко,
мерзко и плохо дышалось. Однако я был пока человеком, способным чувствовать и
думать, а не мясом.
Выползти и сразиться с чудовищем?
Это невозможно. Они и раньше были сильны, свирепы, кровожадны, а занесение в
Красную Книгу позволило им еще больше обнаглеть и почувствовать себя настоящими
хозяевами огромного пространства…
………………………………………………………………………………………….
«Как хорошо – все это мне только приснилось,
– подумал я утром, смывая под горячей струей душа остатки холодного пота, – и
что удивительно: будучи спящим, я способен принимать правильные решения».
– Что ты хочешь? Мы и живем, как
в кошмарном сне, – отреагировал на мысли, озвученные в курилке, мой сослуживец,
– а в твоем сновидении смысл есть – к бабке ходить не надо. И то, что медведь
загнал нас в трубу, где невыносимо душно и тесно, и то, что назад вылезти
нельзя, пока медведь рядом. Что остается? Может, голодный медведь уйдет или
выберет другую добычу, а может, будет торчать возле тебя лет десять… или двенадцать…
– Я столько в трубе не вынесу…. –
вздохнул я.
– Мы тоже…
21.01.2012 г.
|