Я часто разговариваю с мертвыми. Работа у меня такая. С мертвыми проще. Они куда спокойней живых. Это у живых есть, какие то проблемы и заботы. Это живые вечно, куда то торопятся и вечно куда-то не успевают. А мертвым спешить некуда. И поэтому с ними спокойно можно поговорить. Мертвые никогда не врут. Просто потому что незачем. Им не надо беспокоится, как они выглядят, что о них думают и все такое. Только мертвые могут быть самими собой по настоящему. Только у них есть такая привилегия. Живым это недоступно. Живым этого не понять. Живые хотят другого. Я часто разговариваю с мертвыми. Работа у меня такая. И это делает меня счастливым. Хотя бы, на какое то время.

               Мой начальник на меня орет. Он говорит, что мертвые не могут разговаривать. Он говорит, что они умерли.

               Я с ним соглашаюсь. С начальством спорить нельзя.

               Мой начальник – большой жирный идиот. Но он меня не раздражает. Мне на него все равно. Даже когда он орет, у меня создается впечатление что это его единственный способ напомнить о своем существовании. Но он ничего не знает о мертвых. Хоть и работает здесь дольше меня. Он говорит, что мертвые не могут разговаривать. Он говорит, что они умерли. Я, конечно же, соглашаюсь. Да они умерли, но это не значит, что им больше нечего сказать. У них осталась целая вечность для разговоров. И это здорово.

               Мой начальник говорит, что я не справляюсь со своей работой. Что я слишком пренебрежительно к ней отношусь.

               И я соглашаюсь. Я полностью с вами согласен – говорю я и в знак этого киваю головой.

               Он говорит, что у меня нет будущего и что мне надо взяться за ум. Вы абсолютно правы – говорю я. Я полностью с вами согласен.

               Он говорит, что не понимает, как я могу таким быть. Он говорит и верит в то, что говорит. И я со всем соглашаюсь.

               А мертвые молчат и слушают нас. Они ловят каждое наше слово.

               Я полностью с вами согласен – говорю я и вижу, как они внимательно слушают. Ничего важного. Но им все равно хочется знать. Со смертью любопытство не пропадает.

               Мертвые совсем не опасны. Во всяком случае, не больше чем живые. Человек после смерти не меняется. Как впрочем, и в течение жизни.

               Я укладываю на каталку очередной труп, и он мне говорит, что жил неправильно. И пока я везу его в холодильник, он мне рассказывает, что слишком много пил, обманывал и все такое. Я смотрю на него и вижу его посиневшие губы. Он говорит мне, что постоянно изменял своей жене, что мало проводил времени с детьми. Я чувствую себя священником на исповеди.

               Я не отпускаю грехи – говорю я ему. А он продолжает. Я должен был жить по другому – говорит он мне. Я вижу сереющий цвет его кожи и говорю, что все мы живем не так, как нам хочется. Я засовываю его в морозильную камеру, и он мне говорит, что должен был быть совсем другим человеком. Я закрываю камеру.

               Обычные слова обычного трупа. Сожаления – это все что им остается. Я слышу приглушенный голос из камеры – если бы я начал жизнь заново я бы прожил её совсем по-другому.

               Ложь. Самая настоящая ложь. По-другому бы не получилось. Но я этого ему не говорю. Ему и так не сладко.

               Но они не все такие. Есть и те, кто принимает смерть спокойно – с пониманием и без сожалении. Такие мне нравятся больше. С ними действительно есть о чем поговорить. Я же не священник чтобы всем им отпускать грехи и не психотерапевт, чтобы выслушивать все их проблемы. У меня другая работа. Плевать я хотел на все их несчастья. Кто-то предал друга, кто-то избил до полусмерти жену. Мне это не интересно. Меня это совершенно не волнует. Меня это абсолютно не касается. Я просто выполняю свою работу. Изо дня в день. И иногда разговариваю с ними.

               Я не хочу думать, что когда нибудь рано или поздно окажусь на их месте. Я не хочу об этом думать, потому что слишком четко это себе представляю. Я представляю свое синее мягкое тело. Обездвиженное и онемевшее. Я вижу, как мой начальник, этот жирный урод, кладет его на каталку и везет в холодильник. Он точно меня переживет. Жирные всегда живут дольше. Он переживет, и когда я захочу поговорить с ним с того света, он мне не ответит. Потому что он уверен, что мертвые не могут разговаривать. Он уверен, что они умерли. Даже после смерти я буду одинок. Это жирный урод будет меня слышать, но ни за что на свете мне не ответит.

               Иногда попадаются и те, кто умер насильственной смертью. Они знают своих убийц в лицо. У него была огромная татуировка на правом плече – говорит мне парень с разбитой всмятку головой. Мне это не очень приятно слушать, но я не обращаю внимание. У него не хватало двух передних зубов – продолжает он. Я не обращаю внимание. У него был длинный шрам на полщеки. Я затыкаю уши. Я не хочу этого слышать.

               Он говорил, что это не моя вина – кричит парень с разбитой головой. Я затыкаю уши и слышу его голос у себя в голове. Голос с того света. Он расскажет мне все. До самого конца. Я умер не сразу – говорит мне парень –  я еще успел вспомнить, как все начиналось.

               Я бегу в туалет, склоняюсь над унитазом, и долго-долго блюю. Тут заходит мой начальник и говорит что у меня слишком богатая фантазия. Он говорит, что я слишком близко принимаю все к сердцу. Я киваю головой в знак согласия и чувствую новый приступ рвоты. Я склоняюсь над унитазом и снова блюю. Мой начальник говорит, что у меня слишком слабый желудок. Да-да – говорю я – у меня не желудок, а один здоровый комбинат по производству рвоты.

               Тебе нужно отдохнуть – говорит мне начальник – может, возьмешь выходной?  Да – говорю я – я очень устал, но выходной я брать не буду. Ты себя совсем не бережешь – говорит мне начальник, когда я подхожу к умывальнику и смываю дерьмо со своего лица. Тебе нужно больше заботится о своем здоровье – говорит он. Я смотрю в зеркало и вижу свое лицо. Я сам похож на одного из трупов. Тебе нужно больше бывать на свежем воздухе – говорит мне начальник и уходит. Да-да – говорю я своему отражению в зеркале – я с вами полностью согласен.

               Свежий воздух это все что мне нужно. Немного свежего воздуха и все будет в порядке. Люди перестанут разбивать друг другу головы и твердить всякую чушь о том, что никто ни в чем не виноват. Люди перестанут стрелять друг в друга. Нужно только немного свежего воздуха и все будет нормально.

               Только на такой работе как у меня понимаешь, что нет ни ада, ни рая. Преисподняя это личное дело каждого. Как впрочем, и спасение. Ад существует исключительно в голове. Именно сейчас в данный момент кто-то на земле берет на себя роль дьявола или бога, или бога с дьявольским лицом. Я не слишком силен в религии, но думаю это возможно.

               Возможно, ад уже наступил. Возможно, это самое начало. К этому нельзя быть готовым. В этом можно только участвовать.

               - Что ты больше любишь спинку или ножку? – спрашивает у меня начальник во время обеда, обсасывая огромную курицу до костей.

               Господи, какой он жирный и он все время жрет, жрет и жрет. Как будто его все время мучает неземной голод.

               - Я люблю хлеб с маслом – говорю я – и еще, чтобы сыр был сверху, типа бутерброда.

               - Зря – говорит начальник, и жир от курицы стекает по пухлым губам прямо на рубашку – лучшая еда – это мясо. Только мясо может утолить по настоящему сильный голод. На одних бутербродах не проживешь. Тебе стоит об этом подумать.

               - Я с вами полностью согласен – говорю я  и киваю головой – я обязательно над этим подумаю.

               - Тебе нужно следить за тем, что ты ешь – говорит мне начальник и проглатывает здоровый кусок мяса.

               Его огромные челюсти работают как жернова, уничтожая то что, совсем недавно называлось курицей. Я смотрю на его жирные шевелящиеся губы и представляю себе живую курицу, бегающую по двору. Меня снова начинает подташнивать.

               - Еда – это залог нашего здоровья – говорит мне начальник.

               С ума сойти – думаю я – за стеной лежат трупы холодные, плохо пахнущие куски мяса, а он готов жрать и жрать, пока не лопнет, и говорить о здоровье. Это наводит на определенные мысли.

               Здесь слишком мрачные коридоры – думаю я. И лампочки все время мигают, как будто вот-вот погаснут. И сколько их не меняй, они все равно будут мигать. С освещением здесь полный беспорядок. Прямо, какая то катастрофа.   

               Когда находишься здесь, то совсем не ясно какое сейчас время года или какая на улице погода. Это здесь не имеет значения. Здесь время либо перестает существовать, либо тянется так медленно, что его и вовсе не замечаешь. Одно из двух. Но сейчас лето. При чем самое начало.

               - Мне нужна твоя помощь – говорит мне начальник.

               Мы проходим по коридору, и я вижу огромный жирный труп лежащий на носилках.

               - Одному мне его не поднять – говорит мне начальник – хватай за ноги.

               Я беру его за ноги, и труп говорит мне, что всю свою жизнь только и занимался тем, что сидел на диетах.

               Фруктовая диета – говорит мне труп.

               Начальник приподнимает его с головы я с ног.

               Овощная – продолжает он.

               Такой здоровый и жирный кусок мяса – килограммов сто пятьдесят не меньше. Нам его вдвоем не поднять.

               Диета, основанная на листиках зеленой капусты, была самой эффективной – говорит мне труп. После неё я чувствовал себя как никогда хорошо. 

               - Нужно позвонить физику пусть приедет, поможет – говорит начальник.

               Этот труп даже жирнее моего начальника – думаю я.

               А вот диета на апельсиновых корках оказалась полной ерундой – говорит труп – одна сплошная аллергия.

               Алло – кричит начальник в телефонную трубку, кричит, так как будто собеседник находится на том конце света – ты меня слышишь? Приезжай, нужна твоя помощь.

               Труп хватает меня за рукав рубашки и спрашивает  - ведь я не такой уж и толстый правда?

               Я молча на него смотрю, и он успокаивается.

               Физик – это тощий парень в очках – мой сменщик. Когда он работает не здесь он либо расклеивает бесплатные объявления, либо горланит в пользу какой нибудь политической партий. Разница не велика.

               - В мои годы уже нельзя совершать тяжелые физические нагрузки – говорит начальник – а вот если бы ты хоть немного был в форме, то мы бы с тобой вдвоем перетащили этого толстяка.

               Я полностью с вами согласен – говорю я – но я уже давно не в форме.

               - Я в твои годы был здоров,  полон сил и более ответственно  к себе относился – говорит мне начальник.

               Оно и видно – думаю я.

               - Я каждое утро совершал пробежку, делал зарядку и выпивал по пол-литра апельсинового сока.

               - Я тоже делал зарядку – говорит труп.

                Но начальник делает вид, что ничего не слышит. Он продолжает: в моё время быть хилым и тощим считалось зазорным, понимаешь?

               - Да – говорю я – в ваше время всё было лучше. И небо было чище и деревья больше и люди что надо.

               Через пятнадцать минут появляется физик. Худой и тощий. Ещё худее, чем я. Когда я на него смотрю, мне приходит в голову мысль что он мало, чем сможет нам помочь. По выражению лица моего начальника, я понимаю, что он думает примерно о том же самом.

               - Физик, ты когда последний раз ел? – спрашивает начальник.

               Физик тяжело дышит, как будто только что отбежал марафон с препятствиями.

               - Вот если бы прибежал чуть раньше – говорит начальник -  как раз успел бы к концу обеда.

               - Я уже обедал – говорит физик, продолжая тяжело дышать.

               - Да? – удивляется начальник – а выглядишь так, как будто неделю ничего не ел.

               - У вашего поколения что-то не так с обменом веществ – добавляет начальник – я вам точно говорю. Или просто глисты. Глисты и нарушенный обмен веществ когда нибудь убьют вас.

               - Ну ладно – говорит начальник, вспоминая, зачем мы здесь. Физик – ты хватай его за одну ногу, а ты – говорит он мне – за другую, я возьму его за голову.

               - Я был таким толстым – говорит труп – что если меня кремируют, мой прах не поместится ни в одну из урн.

                   Физик смотрит на меня удивленно. По-моему он тоже это слышал.

               Наконец затащив труп в холодильник, физик дрожащими руками достает сигарету и закуривает.

               - Здесь не курят – говорит начальник и высовывает сигарету у него изо рта.

               - Почему? – спрашивает физик – они, по-моему, не возражают.

               - Они не могут возражать – говорит начальник – они умерли.

               Сказав это, он уходит. Физик пристально смотрит ему в след. Затем достает новую сигарету и долго-долго  курит. Курит он так, будто пьет апельсиновый сок из трубочки. Он не вдыхает дым, он его цедит через легкие.

               - Слушай – говорит он – мне сегодня негде переночевать.

               - Ночуй здесь – говорю я – места полно. Я сегодня в ночную.

               - А можно?

               - Ночуй. Начальнику я ничего не скажу, ему знать незачем.

               - Здорово.

               Физик трет краем грязной рубашкой запотевшие очки и говорит:

               - Ну и работка у нас.

               - Всегда есть что-то похуже – говорю я.

               - Что?

               - Так я обычно себя утешаю – всегда есть что-то похуже.

               - Понятно.

               - Поверь мне, есть куча народа у кого работа во сто раз хуже.

               - Например.

               - Например, убирать собачье дерьмо.

               - А что есть такая работа?

               - Не знаю, думаю есть.

               - Надо позвонит, узнать, может у них есть свободные места.

               - Ладно, пошли спать.

               В комнате, где мы спим две кушетки. Начальник ночует этажом выше.

               - Знаешь – говорит мне физик перед сном – я слышу как разговаривают мертвые.

                            Я просыпаюсь ночью, от какого то странного звука. Сначала мне кажется, что это шум на улице, но потом я понимаю, что источник шума находится внутри здания. Я приподнимаюсь с кушетки и ногами в темноте нащупываю пол. Я слышу шум с каждой минутой все отчетливей и отчетливей. Я стою и мнусь в нерешительности, не зная, что делать. Это продолжается несколько минут. Потом я подхожу к кушетки, где спит физик. Пытаюсь нашарить в темноте его тело, чтобы разбудить и понимаю, что кушетка пуста. Физика нет. И судя по тому какое холодное одеяло его нет давно. Не то что бы мне это кажется странным, во всяком случае, я себя уверяю, что в этом ничего странного нет. Немного подумав, решаю выйти в коридор.

                              Выйдя в коридор, я понимаю, что шум идет из помещения, в котором находятся холодильные камеры. Те самые холодильные камеры, в которых лежат мертвые люди. Подчеркиваю мертвые – это те, которые умерли, но не те, что разучились разговаривать и двигаться. Только сейчас я чувствую, что жутко вспотел. Вспотел я уже давно, но только сейчас информация об этом дошла до мозга. И сразу по вспотевшей спине стаями побежали мурашки. Не то что бы я боюсь мертвых, совсем нет, я вполне спокойно могу их выслушать и сказать что-то им в ответ. Но сейчас другой случай. Сейчас случай непредвиденного развития событий. Я медленно двигаюсь в сторону помещения с холодильными камерами и начинаю ощущать себя героем какого то фильма ужасов. Именно так там все и происходит. Тьма, предчувствие надвигающегося ужаса, развязка. Разница лишь в том, что я никакой не герой фильма и вокруг нет никаких кинокамер. Вокруг реальный мир. Реальные стены темного коридора и  вполне реальная дверь в то самое помещение. Подойдя вплотную к двери и прижав к ней ухо, я слушаю звук. Звук с того света. Что-то вроде толчка и стука. Мертвый человек с того света хочет что-то сказать. Не знаю, хочу ли я это услышать.

Я же не посредник. Я всего лишь маленький человек, который работает на своей дерьмовой работе и получает за это свою мизерную зарплату, которая вполне его устраивает. Мне никто не платит за общение с мертвецами. Это не входит в мои обязанности. Когда я подписывал трудовой контракт, там ничего не было сказано о том, что ежедневно с восьми до пяти я буду должен только и делать что отпускать грехи и  сожаления. У меня к этому нет никаких способностей. Я к этому не готов.

                              Но какое это имеет значение, когда стоишь рядом с дверью, за которой слышишь звук с того света. Послание из другого мира. Специально для тебя. Какое это имеет значение?

                              Я тихо приоткрываю дверь и заглядываю внутрь. Внутри кромешная темнота. Делаю глубокий вдох и захожу. Рукой в темноте нашариваю выключатель и зажигаю свет. Отвыкшие от света глаза несколько секунд привыкают к яркому электрическому сиянию.

                              Я поворачиваю голову и вижу, как одна из холодильных камер трясется. Когда я на это смотрю, у меня создается полное впечатление того, что тот, кто находится внутри, очень хочет оттуда выйти. Я даже уже представляю его бессильные, синие руки, дергающие узкие стенки камеры.

Я подхожу и, закрыв глаза, открываю камеру. Слышу, что звук прекратился, и еще подождав секунду, открываю глаза. Сначала вижу вспотевшее лицо физика, а потом замечаю чьи-то женские ноги у него на голове. Женские ноги в туфлях с огромными каблуками.