Немая сцена. Не знаю, о чем думает, физик, но я думаю о том, как это до сих пор такие здоровые каблуки не выбили ему глаз.
- Слава богу, что это ты – наконец говорит физик, и вылазит из камеры одновременно натягивая штаны.
Вслед за ним вылазит и обладательница двух прекрасных ног на каблуках и как ни в чем не бывало, поправляет прическу.
Физик протирает запотевшие очки, сует мне в руку какую то карточку, и говорит:
- Я член тайного общества любителей экстремального секса.
- Что это? – спрашиваю я.
- Это членский билет – говорит мне физик – а это – физик указывает на рядом стоящую девушку – одна из представительниц нашего общества – Даша.
- Хочешь к нам в клуб? – спрашивает она.
- Мы уже занимались сексом в кабинках для быстрых фотографии, в залах кинотеатров, в больницах для душевнобольных и в детских садах – говорит физик.
- В кабинках для быстрых фотографий? – спрашиваю я.
- Да – говорит физик – фотографии с собой, хочешь покажу?
- Нас много – говорит Даша – и с каждым днем становится все больше и больше.
- Мы выступаем против серости и обыденности бытия – говорит физик – понимаешь?
- Тайное общество? – переспрашиваю я.
- Да – говорит физик – у нас еще не слишком развитая инфоструктура, нам нужен спонсор.
- Спонсор? – спрашиваю я и замолкаю.
Немая сцена №2. Мы втроем, не шевелясь, стоим и слушаем шаги со второго этажа. Прямо у нас над головой. Размеренные и важные как движение парохода по реке.
- Начальник? – спрашивает физик.
- Начальник? – переспрашивает Даша.
- Начальник – говорю я.
Шаги перемещаются в сторону лестницы и начинают поступательное движение вниз.
Сцена третья: физик и Маша открывают камеру и впопыхах пытаются залезть обратно. Могу поспорить, что в первый раз у них это получилось куда быстрее. Я им поочередно помогаю. У Даши такие здоровые каблуки, что она все-таки наступает физику на руку и тот вскрикивает. Вскрикивает достаточно громко, чтобы начальник это услышал. Наконец они залазят, и я закрываю за ними камеру. Через пару секунд появляется начальник. Он заходит, окидывает взглядом комнату, потом смотрит на меня и говорит:
- Иду в туалет, смотрю – свет горит. А ты чё здесь делаешь?
- Я услышал, какой то шум – говорю я – вот и пришел.
- Шум – говорит начальник – сколько можно тебе говорить. Здесь мертвые. А мертвые не могут шуметь. Понимаешь? Мертвые есть мертвые, они ничего не чувствуют, не знают, не думают и не шумят.
Начальник трет сонные глаза, смотрит на яркий электрический свет наверху и говорит:
- Проклятая бессонница. Я в твои годы бессонницей не мучался. Спал как убитый. А ты чего не спишь?
- Я – сова – говорю я.
- Сова? – переспрашивает начальник.
- Сова – говорю я – ну знаете, животное такое, днем спит, а ночью бодрствует.
- Да ты вроде и днем не спишь.
Из камеры раздается глухой звук. Начальник упорно продолжает ничего не замечать.
Мертвые не могут двигаться – говорю я самому себе, и уверен начальник, говорит себе то же самое. Они мертвы.
Но только физик не мертвый. Не мертва и его благоверная любительница экстремального секса. Они живые и потому продолжают шевелиться. Уверен, что сейчас в камере они сексом не занимаются и поэтому им гораздо холоднее, чем прежде. Они просто лежат, заткнув друг другу рот холодными руками и молятся. Не знаю как, не знаю кому, но молятся. Они хотят побыстрее вылезти и молят об этом известные только им высшие силы. Они лежат, прижавшись, друг к другу и согревают друг друга своим теплом. А вокруг них в соседних холодильных камерах лежат мертвые люди. Мертвые, которые тоже совсем недавно были живыми. И они нас слушают. Они умерли, но это не значит, что они перестали слышать. Не знаю, приходит ли это физику на ум. Возможно, мертвые в курсе всего, что здесь происходит. Как говорится, любишь экстрим в сексе – люби экстрим во всем.
- Пойду я спать – говорит мне начальник – и тебе советую сделать то же самое. Ты уже давно не важно выглядишь.
Начальник уверен, что мертвые не могут говорить и уж тем более двигаться. Поэтому он ничего не слышит. Поэтому он уходит.
- Спокойной ночи – говорю я и смотрю ему в след, пока он не пропадает за дверью.
Физик долго приходит в себя. Трясущимися от холода руками пытается вставить в рот сигарету, затем пытается прикурить. Даша ведет себя куда спокойней. Складывается впечатление, что такое случается с ней каждый день. Хотя если это действительно так – я ни сколько не удивлюсь.
- Мы не хотели, чтобы ты нас застукал – наконец говорит физик – просто в определенный момент уже трудно было остановиться. Извини, что так получилось. Мы просто хотели тихо сделать свое дело и уйти, мы же не извращенцы какие нибудь.
- Конечно, нас пару раз до этого застукивали – продолжает физик – в больничных палатах и в кабинках для голосования, но это нам никакого удовольствия не доставляло!
- Да – говорит Даша – никакого!
Я их внимательно слушаю и согласно киваю головой в знак того, что полностью верю их словам.
- Просто при нашем образе жизни – говорит физик – нужно быть готовым ко всему.
Нужно быть готовым, что тебя застукают в кабинках для переодевания – говорит физик.
В примерочной – говорит Даша.
В лифте – говорит физик.
Нужно быть ко многому готовым.
Я слушаю и уже ничему не удивляюсь. Время удивляться прошло.
- Я уже не могу трахаться на кровати – говорит физик – на полу, на столе, на стиральной машине в ванной. Меня не возбуждают унитазные бочки, гамаки и гладильные доски. Чем дальше заходишь, тем труднее становится. Нужно все время придумывать что-то новое. Нужно все время развиваться.
Это как спортивное состязание.
- Тебя могут застукать в библиотеке, магазине, школе для глухонемых – говорит Даша – главное быть к этому готовым.
Я делаю вид, что ничему не удивляюсь. Я делаю вид, что слышу такое каждый день. Я делаю вид, что это в порядке вещей.
Все абсолютно нормально.
Проходит минута. За ней еще одна. Я уже теряю чувство времени.
Вдруг за дверью раздается звук чьих-то шагов. Звук проходит мимо нашей двери и направляется дальше по коридору. В момент, когда физик перестает нести ахинею на счет пляжного секса, наступает полная тишина. И в этой тишине, совсем рядом, звук шагов как биение собственного сердца.
- Ты кого нибудь ждешь? – настороженно спрашивает физик.
- Кого я могу ждать? – так же настороженно отвечаю я ему.
Даша нервно кусает губу.
Звук шагов становится все тише, пока не исчезает совсем.
После некоторой паузы физик говорит:
- Надо посмотреть что это было, а то я точно сегодня не усну.
Физик подходит к двери, приоткрывает её и выглядывает наружу. Затем жестом подзывает меня к себе и шепчет:
- Пойдем, посмотрим, что это было, а ты Даша оставайся здесь, на всякий случай.
Даша делает такое выражение лица, по которому становится понятно, что она лучше ещё раз залезет в холодильную камеру, чем останется здесь одна.
- Может взять с собой что-нибудь тяжелое? – шепчу я – на всякий случай.
- Зачем? – спрашивает физик – если это был мертвый, ты все равно его уже не убьешь.
- Мне страшно – шепчет Даша и достает из сумочки газовый баллончик.
В коридоре темно. За окном глубокая ночь. Звука шагов уже давно не слышно. Мы идем в темноте на ощупь. Маша вцепляется мне в руку. У неё такие здоровые каблуки, что как бы тихо она не шла нас все равно слышно. У неё здоровые каблуки и длинные ногти. Такие длинные, что я чувствую, как кусочки кожи слазят с моего правого локтя. Но я не могу это прекратить.
Мы все в этом задействованы. Никто даже не думает куда то бежать. Я просто доверяю мертвым. Они не могут сделать ничего плохого. Они не могут сделать ничего плохого просто потому что уже заглянули за черту и ничего там не увидели. Сомневаюсь, что многие из них надеялись что-то увидеть.
Я иду в темноте. Впереди физик, позади Даша. Иду и думаю о своей работе. Иду и думаю, что на свете кроме моей работы есть и другие, которые намного больше развенчивают мифические представления о наличии души.
Мясник – думаю я. Хорошая работа. Когда каждый день рубишь мясо, трудно поверить, что в нем была жизнь. Трудно поверить, что этот кусок мяса раньше чего-то хотел, кого-то любил, на что-то надеялся. Мы умираем вместе с телом. Мы еще немного живем в таких местах как это. Мы еще можем что-то сказать или куда-то пойти. Не факт что нас услышат или заметят. Но это не страшно. Это естественно. А через несколько дней мы умираем окончательно. Не важно как. Нас ложат в землю и черви разъедают куски органической материи или нас ложат в печь, и все происходит гораздо быстрей. И через некоторое время уже никто не помнит, какими мы были умными, красивыми и замечательными. Все забывается. Всех забывают. Живым нет дела до мертвых, потому что живые не хотят верить в такое будущее. Ни у кого нет опыта умирания. И поэтому умирать, даже страшнее чем жить. Не важно, что ты делал при жизни – все равно рано или поздно я увижу тебя, когда приду на работу. И ты, если захочешь, сможешь мне что нибудь сказать. Все что угодно. Можешь быть уверен – я услышу. Я могу отвернуться, побежать блевать в туалет, но я не перестану слышать. Ты можешь быть в этом уверен.
Все происходит так как и должно происходить. Один говорит – другой слушает. В этом и заключается смысл общения. Поэтому если возникнет желание просто раскрой рот. Если не наговорился при жизни, после смерти наговоришься вдоволь. |