«…Существует тайный язык пророков.Дело в том, что когда строилась башня до неба, все говорили на одном языке. Бог не уничтожил eго, а лишь лишил знания его всех живущих. И даровал его только тем, кого посвящал в пророки.
Особенность языка в том, что любой сущий его понимает, как родной язык. Не только человек, но любое животное, способное к общению. Владеющий языком этим понимает все языки и звуки, издаваемые животными, духами. Понимает надпись любую , любой начертанный знак, будь то иерглиф, буква, руна…»
Васька, деревенский юродивый, замолчал, тщательно плюя на червяка, нацепленного на самодельный крючок. Было странно слышать такие заумные речи от маргинала, не имевшего ни лица, не возраста, а только кличку, Васька. Я познакомился с ним, изнывая от безделия в приволжской деревеньке, куда мы выехали с женой и детьми, как на «курорт» в тоскливые перестроечные годы. Я сидел с дешёвыми фабричными « снастями» из Спорттоваров на раскладном немецком стульчике, моей гордости, подарке привезённом из-за бугра .
«Вон, рыба разговаривает,» продолжил Васька, ёжась от утренней прохлады, и запахивая свою вcесезонную телогрейку :« говорит там собаку недалеко дохлую прибило и там полно червей. Не будет сегодня клёва»
Меня передёрнуло, но любопытство разобрало, я спросил: « А ты им владеешь?»
- Да, но я не пророк!
- What is the English for…
- Ты, смеёшься, я же в Ленинградском университете филфак закончил.
- А как ты здесь оказался?
- За гордыню! Было мне видение, мол «Иди и жги глаголом». Стал я понимать языки все. Взяли меня по комсомольской линии в референты к секретарю райкома партии, тут уж я развернулся. Африканцы приедут, я их понимаю, арабы, я их… И они меня. И никто не замечает, что я со всеми одним языком говорю. А сам в храм повадился, больше к всенощной, оденусь поплоше, чтоб не узнали и молюсь, как умею.
Поймали меня на Пасху, пропуска райкомовского мне не досталось, и я как обычный прихожанин пришёл за пару часов до службы. Тут меня второй секретарь и увидел. Поманил пальчиком, зашептал : « Я лично пропуска распределял, тебя в списке не было» после завтра будем разбираться.
В понедельник меня вызывают ко второму, у него уж половина верхушки аппарата сидит. Объясняй, говорят , своим, как ты до такого докатился. Отвечаю, мол так и так, партию родную, как мать люблю (благо старушка к тому времени померла). Но на мне печать Божья, я его слово нести людям должен. В Маркса и Ленина искренне верю, и в Леонида Ильича, разумеется, но и в Бога тоже… Смотрю, народ засуетился. Начальник орготдела куда-то побежал, сидят шушукуются…
Ну , скрутили меня санитары, увезли в психушку. Лечили, кололи, били иногда. Это я плохо помню.
Уже при Андропове, была большая ревизия и меня с инвалидностью отпустили. Прихожу на свою комнату к жене, а там уже другой мужик. Нас уж развели, а меня выписали. Мужик добрый попался. Отвёл меня в сторонку, и говорит :«На тебе 25 рублей и чтобы я тебя больше в Питере не видел». Лето было, сел я на поезд и поехал в Рыбинск. Надо же паломничество на родину благодетеля , Юрия Владимировича совершить. Дальше пешком. Деньги кончились, справка вымокла и порвалась. Да у меня детство на Волхове прошло, рыбак я отменный. Ещё пошепчешь, подзовёшь рыбу, так она сама на крючок садится. Дар то остался.
Вот, забрёл в эту деревню, бабка Агафья на зиму приютила, да после Крещения померла. Так и живу, прочтёшь молитву, хлебом кто-нибудь и поделится. Всё хочу на Ставрополье сходить, за Михаила Сергеича помолиться.
До полудня сидели молча. Так у меня ни разу и не клюнуло. Васька поймал двух жирных сазанов, и пристроил на вертеле. Предложил разделить трапезу. Налил ему беленькой, но тот сказал, что никогда не пил и не курил.
Наутро, зарядили дожди, и к вечеру на попутке всей семьёй уехали в Ярославль, а днём уже были в Москве. Уже после миллениума, находясь на поминках по хозяину, приютившего нас (они тоже были Москвичи), спросил про дом на Волге и про Ваську. Узнал, что вначале 90х какие-то отморозки, приехавшие на иномарке, повесили его на осине, как Иуду. Впрочем, всем было уже не до того. |