Плывя в озерах глаз безбрежного лица,

Перерожденьем пьян, со лба стирая мету,

Я занавес прорвал; я, шут, пробился к свету

Зловонных тусклых ламп, чадящих без конца.

 

Не чуять рук и ног – страшнее для пловца

Измены нет, когда пересекаешь Лету.

Из тысячи гробниц мне не восстать к ответу –

Лже-Гамлету, что так восславил тень отца.

 

Запел под кулаком бряцающий кимвал,

И наготу мою луч солнечный взорвал;

Я вспыхнул, воссиял жемчужной белизною;

 

Прогорклый запах кож, безвестный шаг в ночи;

Коварный слой румян водою ледяною

Неблагодарно смыт. Святое, замолчи!

 

LE PITRE CHATIE

 

Yeux, lacs avec ma simple ivresse de renaître
Autre que l’histrion qui du geste évoquais
Comme plume la suie ignoble des quinquets ,
J’ai troué dans le mur de toile une fenêtre.

De ma jambe et des bras limpide nageur traître,
À bonds multipliés, reniant le mauvais
Hamlet! c’est comme si dans l’onde j’innovais
Mille sépulcres pour y vierge disparaître.

Hilare or de cymbale à des poings irrité,
Tout à coup le soleil frappe la nudité
Qui pure s’exhala dans ma fraîcheur de nacre,

Rance nuit de la peau quand sur moi vous passiez,
Ne sachant pas, ingrat! que c’était tout mon sacre,
Ce fard noyé dans l’eau perfide des glaciers.